Однажды, «прогуливаясь» по просторам интернета, сотрудники газеты «Вперёд» наткнулись на один очень интересный и необычный рассказ о Мыслеце. Интересен он был тем, что излагался своеобразным авторским стилем: предложения короткие, но ёмкие, читается легко. А его содержание цепляло за живое. Еще бы – автор описывает путешествие в п. Мыслец, где он в детстве проводил каждое лето у бабушки и дедушки, и где, после их смерти, он не появлялся последние 30 лет. А необычным в этой истории было то, что почти на каждой фотографии к рассказу изображен мотоцикл с люлькой. Вы только представьте: зима, январь, сугробы, мотоцикл. И человек, рассказывающий о том, что в Мыслец он «заскочил в процессе длинного возвращения домой с гонки на выживание «Великий гон». Краткая суть гонки в том, что в одно и то же время участники стартуют в зимний пробег на мотоциклах, без сопровождения, и стараются проехать как можно больше». Одиночный пробег автора вместе с возвращением через Великий Устюг составил 5000 км. Как пять тысяч километров? Зимой? На мотоцикле? Один? Мы просто не смогли не познакомиться с этим человеком! А теперь с удовольствием представим его и нашим читателям.

Итак, знакомьтесь: Николай Жаворонков — президент всероссийского клуба экстремальных мотопутешественников «Урал», который сам же и создал.

На мотоциклах «Урал» члены клуба, до мозга костей единомышленники, путешествуют по миру. Все путешествия — с высоким процентом экстрима. Судите сами: в экспедиции в самую северную точку Европы – на мыс Нордкап — мотопутешественники проехали 4000 км и попали в зону температуры минус 46 градусов. На мотоцикле она воспринималась, по признанию Николая, как минус 100.

Ирбитский мотоциклетный завод (Свердловская область), производитель единственных российских тяжёлых мотоциклов «Урал», имеет большую сеть дистрибьюции, и мотогонщиков приглашают открывать новые офисы по всему миру. В прошлом году с их участием были открыты офисы в Латинской Америке (Коста-Рика и Гватемала), где в рамках рекламной кампании их «как принцесс, носили две недели по бисеру и позволяли ломать новые мотоциклы на вулканических реках». Но это не всё. Ураловцы активно занимаются социальной деятельностью. Совместно с ГИБДД проводят мероприятия по пропаганде и профилактике детского дорожно-транспортного травматизма, помогают больным онкологией детям. Имеют много наград и благодарностей в связи с этим.

На нашу просьбу поподробнее рассказать о своем детстве и о связи с шумерлинской землей Николай рассказал следующее:

— Родители переехали в Ленинград, когда мне было 6 лет. До этого мы жили в Вурнарах. С тех пор в Питере и проживаем. Потому, до выпуска из школы, нас каждое лето вывозили в Мыслец к деду и бабке, Николаю Фёдоровичу и Прасковье Алексеевне Жаворонковым.

Последний раз Николай был в Мыслеце около 30 лет назад. Бабушки с дедушкой давно нет в живых, но все эти годы его неудержимо тянуло вернуться в детство…

Итак, читаем:

— Побывал в Мыслеце. От былого ничего не осталось. Заборов много, половина из сотен домов исчезла. Из оставшихся штук 10 жилые. Некоторые большие улицы перестали быть даже тропами.

Всю дорогу туда был погружен в воспоминания. Как много всего было! Проезжая через переезд, поймал себя на мысли о том, что здесь никого из моих не осталось. Магазин был огромный, из больших брёвен, всегда много людей. Сейчас халупа.

«Леший» (мотоцикл — ред.) поворачивает влево. Там был клуб, где каждую пятницу, мы, отрывая ганки от забора, лупили друг друга наотмашь, ломая носы и разрывая уши. Особенно когда приезжали шумерлинские. Теперь пустырь.

«Леший» мчит дальше вдоль «железки», и я вспоминаю кладбище. Погорячился с тем, что никого не осталось. Там дед. Найду ли могилу? Мы с братьями на кладбище бывали часто, один раз на спор я ночевал там, напичканный страхами о «чёрной руке» и «красной мантии». Могила была в центре. Высокая синяя ограда, металлическая пирамида со звездой на вершине, маленький стол и карликовая скамья, сосна внутри и рыжики. Памятника уже нет, но и сомнений в том, что могила та, тоже нет. Размышляя, услышал грохот и гудок поезда. Здесь всегда они казались более величественными и громкими, чем в других местах. Звук словно выкинул меня в прошлое. Достал термос и покурил с дедом, хотя он никогда не курил. Выйдя с кладбища, понял, что потерял ключ. «Дед, где ключ-то?». А ключ висит на решётке багажника. Повезло.

У нас было два дома (свой и казенный) и ещё два: дом бабы Нюры (ветеран Великой Отечественной, родная сестра моей бабы Паши) и дом бабы Раи — это бабка Лехи, среднего двоюродного брата. Казённый и дом бабы Нюры были в одном ряду, только Нюрин примыкал к вокзалу, который был всегда открыт и служил нам перевалочной базой в наших важных детских делах. Теперь там тоже пустырь. Нет вокзала, нет подстанции, напичканной сложной аппаратурой с огромным количеством огоньков и схем, нет даже перрона, который был из бетона размером 6 на 150 метров. Думаю, всё это разрушено аварией 1996 года. От частного дома тоже ничего. И страшного соседа тоже нет. Он выходил только один раз в неделю до магазина, и мы всегда его поджидали, чтобы рассмотреть странного человека в костюме, фетровой шляпе и с тростью. У нас были отличные яблоки и вишни, но его четырёхметровый железный забор всегда манил. Свалить было труднее, чем забраться, и наши задницы помнят его трость и зловещий смех.

Дом бабы Раи жив, возможно, там летом даже кто-то появляется. Он стоит на Андриановом пруду и занимает значительную часть берега. На этом пруду вечером очень плотно усаживались деревенские ловить карася. Безногий сосед выгонял нас, обосновывая тем, что у нас и так много места. Мы злились и обстреливали его клетку от ряски из рогаток, пуская карасей. Это самый дальний от места аварии пруд в границах деревни, и в нем никто не купался из-за ряски. Но на берегу и сегодня, спустя двадцать лет после аварии, стоит таблица с запретом на купание.

Определённо, катастрофа выбила большую развивающуюся деревню, активный транспортный узел недалеко от районного центра. У людей не было других особых оснований уезжать оттуда.

Выехал обратно на станцию, и снова гудок. Уж не знаю, кому они гудят. Наверное, просто привлекают внимание возможных зевак. Ехал товарняк на полном ходу. Не удержался и погнал за ним по дороге вдоль ж/д. И опять меня выбросило в прошлое, а он вновь и вновь гудел, словно спрашивая и подзадоривая: «Давай-давай! Ты помнишь?».

Это те самые ощущения, когда мы с Лёхой бегали по крышам вагонов, а состав тронулся, и мы не успели спрыгнуть. Ощущение ничтожности, свободы и непревосходимого величия какой-то Силы, которая может стереть тебя в порошок, но по какой то причине она снисходительна к тебе сейчас. Мы тогда уехали в Казань прямо на крыше товарного поезда, машинист которого об этом не подозревал. Мне было восемь, Лёхе всего шесть лет. Когда милиция нас отловила, то по фамилии сразу поняла, куда нас отправить. Бабку мою родную, Прасковью Алексеевну, начальника станции, ветерана войны и труда, знали все.

Хорошо, что я свернул в Мыслец сейчас. Что-то оторвалось и освободило. Словно что-то сказало: «Ты не можешь вернуть прошлое, этого не надо делать. Ты можешь приоткрыть дверь, но всё, что там видно, — это исчезнувшие города, посёлки, дома и люди. Всё это было для того, чтобы ты получил свой факт — ты сейчас там, где ты сейчас находишься. Всё было только для этого факта. Поэтому всё твоё прошлое происходит с тобой сейчас. И твой дом — это то место, где ты сейчас».

Я не суеверный и не набожный. Я культивирую только веру в личную силу. Всегда восхищаюсь тем, как красиво Сила всё раскладывает. Красиво и всегда своевременно.

Пока ехал в Мыслец, накрылись дорогой виброустойчивый и защищённый термометр и зимний мотонавигатор, словно в подтверждение ничтожности выбора направлений и учета разных там измерений, в том числе времени

Н. Жаворонков.

---

Мыслец: двадцать лет спустяВ Чебоксарах накануне 20-ой годовщины аварии на станции Мыслец прошла встреча героев-огнеборцев, участников тех событий. Приветствуя ветеранов пожарной охраны Чувашии, начальник ГУ МЧС РФ по Чувашии, генерал-майор С. Антонов поблагодарил их за проявленное мужество, сравнив их действия с подвигом ликвидаторов радиационной катастрофы на Чернобыльской АЭС.
14 мая 1996 года на железнодорожном разъезде у поселка Мыслец Шумерлинского района сошел с рельсов грузовой состав. Из покореженных цистерн тогда вылились десятки тонн дизтоплива и фенола. Вытекающее горючее тотчас воспламенилось от искрящих проводов снесенных опор контактной сети. К моменту прибытия первых пожарных подразделений на месте крушения высоко к небу поднимались клубы густого черного дыма, пламя перекинулось на идущую вдоль железной дороги лесополосу. Пожарные расчеты стягивались к месту катастрофы со всех концов Чувашии. Для тушения было создано четыре боевых участка. Обстановка усугублялась еще и тем, что ядовитый фенол при высокой температуре интенсивно испарялся и представлял реальную опасность для личного состава. Работать приходилось в защитных средствах.
Ценой неимоверных усилий и собственного здоровья огнеборцам удалось ликвидировать пожар. 105 сотрудников экстренной службы тогда получили отравления различной степени тяжести.
Специальным указом Президента России высокими государственными наградами были награждены 19 ликвидаторов мыслецкой аварии. Пятеро из них удостоены орденов Мужества. В их числе — командир отделения пожарной части № 23 города Шумерли, сержант внутренней службы Олег Александров. Еще 13 сотрудников награждены медалью «За отвагу».

По материалам ГУ МЧС РФ по Чувашии.